24 мая 1626 года губернатор Новых Нидерландов Питер Минёйт купил у индейцев Манхэттен.

На XVII век приходится начало освоения внутренних пространств открытых в прошлые столетия континентов и частей света. Если ранее, с началом великих географических открытий, экспансия будущих колониальных империй ограничивалась побережьями и дельтами рек, то с новым веком пришли и новые амбиции и возможности - поиск плодородных земель и ресурсов в глубине суши. На этом фоне мы можем сравнить исторический путь освоения двух крупнейших массивов суши - Сибири и Северной Америки. Оба процесса протекали примерно в одно время, но совершенно разными путями.

Экспансия в Америке

В колонизации Нового Света есть участники более и менее известные. К первым несомненно относятся Испания, Великобритания и Франция. Однако освоение Америки – безусловно проект общеевропейский, в котором также принимали участие Португалия, Швеция, Дания, Шотландия, Нидерланды. Последним мы и обязаны существованием нынешней деловой и финансовой столицы мира – Нью-Йорка, который был основан на купленном у индейцев острове Манхэттен.

История достаточно известна. В начале XVII века голландские мореплаватели достигли нынешнего пролива Гудзон, основав здесь в 1624 году первую колонию на месте будущего города — Новый Амстердам. Через два года губернатор колонии Питер Минёйт предложил индейцам племён манахаттоу и канарси продать весь остров поселенцам. Деньги индейцев не интересовали, поэтому рассчитались товарами: ножами, ружьями, порохом, спиртом, одеждой на общую сумму 60 гульденов. Сегодня, вспоминая эту историю, много говорят о теперешней стоимости этой земли, хотя, разумеется, четыре столетия назад индейцы продавали, а голландцы покупали совсем не нынешний Манхэттен. Однако и 700 сегодняшних долларов (столько в пересчёте заплатили индейцам) за такой остров – очень хорошая сделка.

Эта продажа была одним из первых подобных соглашений – возможно, вообще первым. Но уже через двести лет такая практика становится массовой. До войны за независимость в конце XVIII столетия Америка, по сути, была набором колоний. К началу XIX века набор колоний превратился в государство, ведущее активную экспансионистскую политику, для начала у себя под боком, в Северной Америке.

Важный этап этой политики – покупка Луизианы в 1803 году. Не штата, как часто думают, а территории, занимающей треть нынешней Америки. Эту территорию Испания продала Франции, а та, в свою очередь, почти сразу переуступила правительству США.

Поскольку приобретённые территории были заселены индейцами, то речь скорее идёт не о покупке, а о переуступке права выкупа: после произведения расчёта с Францией правительство США начало длительные переговоры с вождями индейских племён о покупке земли уже у них или об обмене территориями.

В практическую плоскость эта деятельность перешла в 1830 году. Закон о переселении индейцев предусматривал переселение пяти индейских племён с Юго-Востока США (Флорида, Алабама, Миссисипи) в так называемую Индейскую территорию – восточную часть сегодняшнего штата Оклахома (на карте она имеется непосредственно под подписью «Louisiana territory»).

Несмотря на принципы добрососедства с коренным населением Америки, сформулированные ещё Джорджем Вашингтоном, при переселении постоянно практиковался подкуп вождей, давление, угрозы. Неслучайно в историографии этот новый этап обмена бус на Манхэттены носит название «Дорога слёз». Причём депортацией племён в Оклахому дело не закончилось. В отместку за участие большей части переселённых индейцев в гражданской войне 1861-1865 годов на стороне южан-конфедератов правительство США в конце XIX века сняло запрет на миграцию поселенцев на Индейскую территорию. А также заблокировало инициативу племён по преобразованию территории в отдельный штат.

История взаимоотношений колонизаторов и коренного населения Америки весьма богата событиями – тут и намеренное заражение оспой, и уничтожение бизонов, составлявших у индейцев основу хозяйства (пища, шкуры на одежду, обувь и материал для жилищ). Но даже деловые отношения с племенами – покупка у них земель – не противостоит этим малодостойным страницам истории. Наоборот, скорее дополняет их.

Экспансия в Сибири

Наступление на земли индейцев – не единственный подобный пример в истории, чтобы можно было кивать на отсутствие иного опыта. В России был похожий эпизод: покорение Сибири, формально начавшееся походом Ермака (1581-1585). Фактически же продвижение на Восток стартовало на несколько десятилетий ранее, когда Московское государство стало наследницей распадающейся Золотой Орды.

Впрочем, нас больше интересует даже не дата начала, а время окончания. Таковым, по большому счёту, можно считать 1598 год, когда после победы над войском хана Кучума в Ирменском сражении фактически перестало существовать Сибирское ханство. Сражение, кстати, весьма примечательно по соотношению сил, принявших участие в битве (около тысячи воинов с обеих сторон), её политическим последствиям (в течение нескольких лет все западно-сибирские племена присягнули на верность русскому царю, а казаки-первопроходцы устремились дальше на восток).

Ирменская битва, разумеется, была не последним вооружённым столкновением с коренным населением. Вряд ли хоть одна экспансия без них обходилась. Но одно дело стычки и экспансия, а другое – их результат. Масштаб депопуляции североамериканских индейцев в период 1500-1900 годов известен: на два порядка – с 15 млн до 250 тыс. Даже эти 250 тыс. вынуждены были ещё четверть века ждать того момента, пока им, коренным жителям Америки, предоставят гражданство США (1924). Выкуп земель на деле означал  депортацию, а выплаченных средств порой не хватало даже на дорогу к новым землям. И, конечно же, не могло быть и речи об образовании индейских штатов.

Ничего подобного во время покорения Сибири мы не увидим. Жители новых земель становились подданными царя – точно такими же, как и прочие жители государства. О депопуляции тем более речи не было, правительство периодически проводило переписи для коррекции размера собираемого ясака – натуральной повинности, обычно уплачиваемой мехами.

Переселенцы в Сибирь ехали. Но перед ними ставилось твёрдое условие: «ясачных угодий не имать» – не занимать земли, используемые коренным населением для промысла. Причём это было не благое пожелание. Нарушителей наказывали, от этого зависел не только доход казны, но и спокойствие в Сибири.

С момента победы над Кучумом во взаимоотношениях населения и власти вообще поменялось немногое. Размер ясака пересматривали редко, элементы самоуправления сохранялись. Активно велась торговля, но покупали у местных не земли, а всё те же меха. У подданства была ещё одна ощутимая выгода: на казаков, державших Сибирь, возлагалась не только фискальная обязанность, но и защита своих ясачных. Неудивительно, что со временем под руку Москвы перешла вся Сибирь и Дальний Восток. И даже Тихий океан нас не остановил.

***

Экспансия на американском континенте даже семантически носит оттенок колонизаторства – продвижение от атлантического побережья на Дикий Запад под видом честного бизнеса, покупки земель. Вот купчая, всё законно. Площадь Манхэттена – примерно 5670 га. Даже не современный деловой центр, а просто 5,6 тыс га земли, купленные за 24 доллара XVII века – это грабёж под видом сделки. Франция продала свою (свою!) Луизиану за гроши по уважительной причине: Наполеон был слишком занят войнами с постоянно возникавшими коалициями, чтобы отвлекаться ещё и на удержание заокеанских владений. В такой ситуации даже несколько центов за гектар, которым ты якобы владеешь, – хорошая цена. У индейцев такой «уважительной причины» не было, но заплатили им немногим больше, чем французам.

У нас не было никакого Дикого Востока, грабежей, выселения, массовой смертности в процессе. Никто не устраивал «земельных гонок» (кто первым приедет на земли индейцев – тот ими и владеет). Новые земли становились Россией не стерильными, а вместе с их жителями. А жители становились подданными империи, а не бесправным меньшинством, за чей скальп можно было выручить как за уши волка.

Маленькая деталь: и в Сибири, и в Америке в топонимике осталось много коренных названий. Однако только в Сибири в этих городах и деревнях живут те, чьи предки когда-то давно и придумали эти названия. На Манхэттене от них, собственно, только название и осталось.

Это не просто два вида экспансии. Это два разных взгляда на жизнь.